Книга Время лохов [СИ] - Игорь Анатольевич Безрук

ее ощущениях я мог только догадываться по покраснению кожи на щеках, затуманенных глазах, другим малозаметным проявлениям, но чтобы столько оттенков…

Я пошел обратно.

Стылая зима случилась нынче и почти бесснежная. Поземка взвихрится вверх над льдистым асфальтом, обернется вокруг твоего согбенного тела, проелозит по щекам и умчится дальше в глушь, в мрак, в холод. Уже после пяти вечера хоть глаз выколи, редко где встретишь одинокого прохожего: все давно по домам сидят, гоняют чаи, раскочегаривают телеящики — вечер длинный, делать нечего. Да и молодежь в такую непогоду не больно высовывается: улицы едва освещены, сгорела где лампочка, заменить нечем — средства, говорят, давно закончились. Так и отходит город к селу: в ужасающем полумраке опустелых домов, мрачных теней и осиротелой бледной луны…

Незаметно как луна скрылась за низкими облаками. Стала вообще какая-то жуть. Мне припомнилась середина девяностых, видеосалоны, в которых мы, бывало, засиживались на сеансах до двух-трех ночи, а потом разбредались по ночному городу в темноте, шарахаясь каждой темной подворотни.

Видеосалоны тогда открыли почти по всему городу. Неброские, начерканные от руки маркером, размером с развернутый лист ученической тетради афишки сеансов расклеивали на заборах, на домах, на досках объявлений. В одном из видеосалонов, что на Глубокой, в десять вечера шли «Зловещие мертвецы», а в полночь крутили их продолжение. Я тогда был помешан на фильмах ужасов, они меня бередили.

Видеосалон обустроили в одном из помещений общепитовской столовой. Днем, собственно, это и была столовая, а с четырех вечера столы растаскивали по периметру, стулья группировали в ряды, в центр зала на крохотной тумбочке выкатывали телевизор и превращали небольшой зальчик в импровизированный кинотеатр мест на сорок. Могли бы поставить стульев и больше, но тогда уже с последних рядов становился плохо виден экран и народ на «камчатке» начинал возмущаться.

Я и раньше бывал в этом салоне, смотрел боевики, ужасы, эротику. Этот видеосалон, в отличие от других, нравился мне тем, что тут был большой телевизор (семьдесят два сантиметра по диагонали), не совдеповская двенадцатая электроника, а забугровый видак, помощнее колонки, не так много стульев и возможность для проветривания — в бывшем банкетном зале было два выхода.

В перерывах между сеансами обе двери раскрывались нараспашку, запахи пота, духов и нечистого дыхания быстро улетучивались и не так отвлекали от происходящего на экране. Завораживала и сама атмосфера видеосалона: легкое шуршание кассеты в магнитофоне, гнусавый одноголосый дубляж переводчика, едва освещенные мерцающим светом небольшого по меркам помещения экрана телевизора сосредоточенные лица зрителей, удушливый запах мужского пота, особенно острый во время просмотра эротики, поскрипывание стульев, сопение, покашливания, покряхтывание — настоящий театр! Порой было даже интереснее наблюдать за зрителями, чем за происходящем на экране.

Через пару месяцев посещения салона, я мог безошибочно определить, кто из присутствующих останется на второй сеанс, кто пойдет на следующий боевик, а кто на эротике сядет в первый ряд.

Какие только страсти не кипели на мужских фильмах! Возгласами вроде «да что же ты, мазила» или «придурок», или еще чем покрепче некоторые невыдержанные подогревали остальных, и если кто из героев фильма был за справедливость, за него переживали все: торопили его, где он, как казалось, был медлителен; предупреждали, в тех случаях, когда герою грозила опасность, сочувствовали, если тот попадал впросак.

Любителей видео в те дни объединяла такая же сплоченность, как болельщиков футбола, собравшихся в баре у телевизора.

Странно, но именно фильмы ужасов давали мне возможность почувствовать себя живым. Новые ощущения. Страх животный, страх мистический.

Я никогда не утверждал, что ничего не боюсь, но фильмы ужасов щекотали нервы, немного отвлекали от насущных проблем, помогая не сойти с ума от происходящего вокруг, и после их просмотра окружающая действительность не казалась столь нелепой; эти фильмы становились своеобразной терапией для нас, разболтанных в перестройку, тонкокожих и, казалось, совсем потерявшихся.

Я был уверен, что на подобных фильмах закаляюсь. Что там дурак-начальник на меня орет? Он не смотрел фильмы про глобальные заговоры мирового капитала? Или про теневую деятельность всяческих спецслужб? Да что мне теперь ваши гребаные болты или шестерни, когда я начинаю вливаться в мировой информационный процесс и меня все больше и больше волнует покоробленная обстановка в мире и стране! Информация, информация, информация — вот чего нам так не хватало при Союзе, — думал я, — и особенно не хватает теперь! «Очевидного-невероятного», «Клуба кинопутешественников», «Международной панорамы», «Науки и жизни», «Техники-молодежи», «Нового мира», «Вопросов философии». Оруэлла и Замятина, Булгакова и Платонова, Камю и Сартра, Александра Зиновьева и Питирима Сорокина, Мамардашвили и Меня. Может, имей это всё в свободном доступе и достаточном количестве при застое, мы сто раз подумали бы, что рушим и что пытаемся на этих руинах возводить…

После фильма я возвращался домой не спеша, под впечатлением. Три часа «Зловещих мертвецов» добротно пощекотали нервы. Два часа ночи, а у меня ни намека на сон. Даже ночной мороз не казался настоящим. Я тыкался от одного клочка света к другому, сторонясь темных кустов, вздрагивая от скрипа заиндевелых деревьев — до смешного.

В армии, охраняя ночью склад по периметру, я больше старался держаться темноты, быстрыми шагами проходил освещенные места. Тогда мне, дозорному, комфортнее была темнота, только в ней я чувствовал себя как рыба в воде, там темнота прибавляла смелости, здесь же, наоборот, темнота пугала, резкий звук иглой впивался в сердце. Ощущения те, после ночного посещения видеосалона, я запомнил на всю жизнь. Теперь же, вспоминая, больше иронизировал над собой: двухметроворослый детина, ни разу в жизни не давший себя в обиду, спортсмен, после просмотра фильма ужасов шарахается каждого куста. Не видели меня друзья или знакомые, они спросили бы: ты ли это, Ярцев-кремень, Ярцев, которого мы знали?

Я глубоко вздохнул, распрямил плечи, как распрямлял их всегда после тренировки (точнее, они сами собой тогда распрямлялись) и продолжил идти домой. Свидание с Ириной словно снова меня окрылило, давно я не испытывал такого душевного подъема. Снег звучно хрустел под ногами, создавая ритм, нарушая ночную тишину. Тяжелые лапы елей у кинотеатра никли долу. В домах гасли последние огни полуночников. Жаль, на небе не было луны, не то бы весь снег заискрился бисером. То ли дело летняя звездная ночь, особенно, когда бредешь бескрайней степью, — ты словно приобщаешься к Вселенной, к Вечности…